18 июля 1972 года в Подмосковье начались массовые лесные пожары. 

Все помнят страшный 2010 год, когда вся Россия дымила и пылала.  Однако аномально жаркие и засушливые годы отмечались у нас и до этого. 
Очень жарким был и 1920 год, когда знойная погода стояла около месяца. Именно рекорд 7 августа 1920 года, составивший 36,8 градуса почти 90 лет был абсолютным максимумом температуры в Москве. Схожая погодная ситуация наблюдалась и в 1938 году. Вопреки названию знаменитого фильма, лето 53-го отнюдь не было холодным, а наоборот очень жарким. Вообще же климатологи считают, что аномальная жара случается в центральной части России с периодичностью раз в 19 лет. Эта периодичность странным образом соответствует малому циклу еврейского календаря, что породило различные конспирологические построения. Правда, на практике промежутки составляют и 17, и 18 лет, а аномально жаркий и дымный 2002 год вообще в эту периодичность не вписывается.

Однако самым страшным оказался 1972 год. Тогда в зоне засухи оказались Московская, Горьковская. Ивановская, Калининская, Костромская и другие области европейской части РСФСР. В одно из летних воскресений, 16 июля, по небрежности отдыхающих, оставивших после себя незатушенные костры, горящие окурки, в подмосковных лесах возникли первые очаги огня, а уже во вторник, 18 июля, пожары неожиданно приобрели массовый характер. Виновными тогда посчитали шоферов и трактористов, автомобили, тракторы, мотоциклы которых не были снабжены искрогасителями. Особенно опасная обстановка сложилась в Шатурском, Орехово-Зуевском, Егорьевском, Ногинском и Павлово-Посадском районах Московской области, где расположены обширные лесные массивы, мощные торфяные залежи и крупные предприятия по добыче торфа. Сильная жара – до 50° С на солнце – привела к тому, что торф в штабелях стал самовозгораться. Огонь ушел в глубь толщи торфяников и начал распространяться в разных направлениях. Запылали леса вблизи торфяников.

До 1972 года этой гари в Москве не наблюдалось, так как и в 1920, и в 1938 году торфяные болота ещё не были осушены, а в 1953 на торфяниках велась активная торфоразработка, при которой вряд ли что загорится. Однако в хрущевские времена добычу торфа признали нерентабельной, и торфоразработки резко сократили. И вот в 1972 году торфяники впервые и запылали.

20 июля Мособлисполком принял решение о создании штаба по борьбе с пожарами. Был введен строгий запрет на посещение лесов. Началось авиапатрулирование лесных массивов, резко ограничилось движение транспорта по лесным дорогам. На борьбу с пожарами было мобилизовано население и пожарная охрана Москвы и столичной области, а также воинские части. Несмотря на эти меры, обстановка оставалась крайне напряженной, так как жара не ослабевала. Вскоре в Подмосковье и в самой Москве появилась та самая удушливая и непроглядная гарь, которую мы наблюдали и в 2002 и в 2010 годах. Но в отличие и от 2002, и от 2010- го Шатурский, Дмитровский, Орехово-Зуевский, Талдомский районы Московской области были затянуты дымом почти до самой зимы.

9 августа 1972 года в Москве была создана чрезвычайная комиссия по борьбе с Пожарами в районах РСФСР, охваченных засухой. Подобные комиссии были созданы также во всех областях и районах, где возникли или могли вспыхнуть лесные пожары. 22—27 августа сильный ветер возник на обширном пространстве от Московской до Горьковской области. Это значительно расширило границы пожаров. Только за три дня — с 25 до 27 августа — площади лесных и торфяных пожаров возросли в Рязанской области на 17 тысяч гектаров, во Владимирской — на 21 тысячу, в Костромской — на 38 тысяч. Под угрозой огня оказались многие населенные пункты.
В борьбу с пожарами включилась Советская Армия, а министр обороны СССР маршал Гречко даже на два месяца переместился в Шатуру, бывшую тогда эпицентром бедствия.
В 1972 году на борьбу с огнем были брошены не только профессиональные пожарные и регулярная армия, но и мобилизованное местное население – к тушению привлекали как местных колхозников, так и московских рабочих, отправляемых с заводов по разнарядке парткомов.
Нередко приходилось бороться с огнём по ночам, когда тлеющий торф практически не виден. В темноте и при сильном задымлении было очень сложно точно сориентироваться, определить цела ли дорога, не подобрался ли к ней снизу коварный подземный огонь. В пекло торфяных прогаров проваливались машины с военнослужащими, мобилизованная тяжелая техника. Для создания заградительных полос на пути распространения огня повсеместно использовали армейских взрывотехников. 
Применялись и нетрадиционные методы тушения. Так, кому-то наверху пришла в голову мысль заливать очаги пожара бетоном, и тысячи цементовозов отправились в леса выливать бетонный раствор на горящие торфяники. 
По своему размаху бедствие 2010 года так не достигло масштабов бедствия года 1972 – пожары 2010 года бушевали на площади в полтора раза меньше, чем в 72-м, а само количество пожаров было меньше почти в два раза. Однако тушение пожаров происходило по-советски, то есть, более организованно, а с привлечением людских ресурсов и техники не было никаких проблем. 
Тем не менее, несмотря на самоотверженную, а подчас и героическую работу брошенных на борьбу с огнем людей, потушить пожары 1972 года удалось лишь после того, как 23 августа распался блокирующий циклон. Лесные пожары удалось потушить к 10 сентября, а торфяники продолжали гореть до выпадения первого снега. По счастью, выпал он весьма рано – 29 сентября, что на тот момент было даже климатическим рекордом.