30 мая 1913 года в Большом Гнездниковском переулке неподалеку от Страстной, ныне Пушкинской, площади было достроено самое высокое на тот момент жилое здание Москвы.
Автор проекта, застройщик и первый владелец этого дома Эрнст-Рихард Карлович Нирнзее построил в Москве четыре десятка домов, но домом Нирнзее называется именно этот. В доме имелись своя телефонная подстанция, электрические лифты; двери были оборудованы электрическими звонками, а на крыше был расположен летний ресторан «Крыша», при котором работал «Театр миниатюр с музыкой». Имелась также и смотровая площадка. Однако своему владельцу это здание не принесло ни счастья, ни доходов. Еще незадолго до заселения дома над крышей его люди стали замечать какие-то странные огоньки. Напрасно образованная публика объясняла необразованной, что это огни святого Эльма – возникающий при большой напряжённости электрического поля в атмосфере разряд в форме светящихся пучков. Москвичи называли эти огоньки чёртовыми фонарями и объясняли их проклятьем, лежащим на этом доме.
И действительно, еще до окончания строительства в доме возник пожар, и хотя его быстро удалось ликвидировать, причины его отыскать так и не удалось.

Однако самое странное началось после заселения. Как только Рихард Карлович вселился в этот дом, переехав оттуда из своего семиэтажного «Дома со скворечником» в Трехтрубном переулке, на его голову посыпались неприятность за неприятностью. Буквально на третий день супруга архитектора и домовладельца Варвара Романовна подвернула ногу на лестнице и надолго слегла с растяжением. Но это было только начало. Очень скоро она стала слышать «голоса». Эрнст Карлович возил ее по докторам, но те находили ее здоровой. Вскоре на «голоса» стали жаловаться и другие жильцы дома, а супруга надворного советника Селезнева даже обвинила домовладельца в том, что он сам разводит голоса при помощи каких-то акустических устройств. Тщетно Нирнзее объяснял жильцам, что это ему просто невыгодно, поскольку ему надобно не отпугивать, а привлекать постояльцев, но вслед за обвинениями в разведении потусторонних голосов последовали и обвинения в шпионаже в пользу Германии. Говорили, что он нарочно выстроил дом возле здания «охранки», чтобы наблюдать за его сотрудниками. Тут как назло началась первая мировая война, и квартира Нирнзее подверглась погрому. В довершение ко всему, старший сын Карл ни с того ни с сего начал много пить и вскоре по пьяни упал с крыши этого дома, где, кстати, находился летний ресторан «Крыша».
Что это было, самоубийство, случайное падение в пьяном состоянии или его кто-то сбросил, выяснить не удалось, но падение Карла стало началом целого ряда подобных происшествий.

Некоторые люди нарочно приходили в «Крышу», чтобы сброситься с крыши, а некоторые падали с крыши по неизвестной причине. Однажды одного приличного господина поймали буквально за пиджак, когда он перелезал через ограждение. Когда его спросили, почему он хотел свести счеты с жизнью, он заявил, что вовсе не собирался этого делать, а на него нашло какое-то помутнение сознания.
Чтобы очистить дом от злого рока, хотели пригласить священника из расположенного поблизости Страстного монастыря. Однако иермонахи наотрез отказались, сказав «не нами проклято, не нам и снимать проклятие».
В конце концов, 11 августа 1915 года домовладелец продал дом банкиру Дмитрию Леоновичу Рубинштейну за 2 миллиона 100 тысяч рублей. Рубинштейн был другом Распутина и однажды сам Распутин приехал очищать дом, от которого отказалась церковь. После его заговоров, несчастья в доме временно прекратись, а голоса и огоньки временно исчезли. Рубинштейн стал сдавать квартиры в основном театралам, и в подвале дома даже появилось кабаре «Летучая мышь». Жили там, в основном, актеры МХАТа.
После убийства Распутина «чудеса» возобновились, но после революции вновь временно прекратились или на них никто не стал обращать внимания. Еще одно интересно – дом этот больше никогда не горел, а в соседних зданиях с момента его постройки участились пожары. Однажды, 2 марта 1917 года загорелось даже здание московской охранки. Глядя из окна этого дома на этот пожар, застрелился бывший глава этой самой охранки, полковник Отдельного корпуса жандармов Сергей Васильевич Зубатов. 
Самоубийством закончилась и жизнь Маяковского (Подробнее →), долгие годы прожившего в этом доме. И, хотя застрелился он в доме № 3 по Лубянскому проезду, без влияния этого дома дело не обошлось.
В 1918 году дом национализировали, назвали Четвертым домом Моссовета и переделали в дом-комунну с собственным правлением, которое занималось всеми коммунальными вопросами. На крыше появились новый сквер и игровая площадка, спортивный комплекс, велотрек, а во времена НЭПа возобновил работу и ресторан «Крыша».
Случались в этом доме и положительные события, но и они носили мистический оттенок. Так, именно в этом доме, в квартире № 527, 28 февраля 1929 года на вечеринке у приятелей-художников братьев Моисеенко Михаил Афанасьевич Булгаков познакомился с Еленой Шиловской (урожденная Нюрнберг, по первому мужу Неелова) – женой краскома Евгения Александровича Шиловского, бывшего прототипом Рощина из «Хождений по мукам» Алексея Толстого.
В феврале 1931 года роман Булгакова с Еленой Сергеевной был раскрыт ее мужем, и он, бывший капитан-лейб-гвардеец, вызывает Булгакова на дуэль, о которой булгаковеды почему-то предпочитают умалчивать. А ведь именно под впечатлением этой дуэли Булгаков четыре года спустя написал пьесу о дуэли Пушкина, в которой в образе Дантеса можно легко узнать краскома Шиловского. Однако во время дуэли оба револьвера дают осечки, и Шиловскому ничего не оставалось, как дать супруге развод, настояв на том, что сын Евгений останется с ним.
В 30-х годах на седьмом этаже этого дома поселился Прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский. Он пользовался отдельным лифтом, и с другими жильцами не общался. Но не Вышинский был самым важным из живших в здании персонажей.
Дело в том, что в 1936 году в этом доме родился Леонид Ильич Веспер, которому впоследствии, за неимением достойной женской кандидатуры, выпало стать Главведьмой Советского Союза. Семья Весперов выглядела обычной интеллигентной семьей, Отец, Илья Станиславович, был гинекологом, а мать числилась акушеркой в той же консультации, которой заведовал ее муж. Однако на службе появлялась она лишь в день зарплаты, а основным ее занятием было гадание. В том самом тридцать шестом году, постановлением партии и правительства от двадцать седьмого июля в СССР были запрещены аборты. Вот тут-то и нашла применение другая профессия супруги Ильи Станиславовича. Дело в том, что она была ведьмой. Подпольные аборты карались тогда уголовным кодексом, и к этому рискованному делу Илья Станиславович не прибегал. Он просто направлял клиенток к жене, и та, используя колдовство, избавляла их от нежелательной беременности без какого-либо вмешательства.
Впоследствии этот дар, да и не только этот, она передала за отсутствием дочери единственному сыну, и в возрасте 13 лет он прошел малое посвящение в ведьмы.