Денежную реформу 1961 года часто пытаются представить обычной деноминацией наподобие той, что была проведена в 1998 году. На взгляд непосвященных всё выглядело предельно просто: старые сталинские «портянки» заменили на новыехрущевские «фантики», меньшие по размерам, но более дорогие по номиналу. 
Делалось это якобы лишь «…в целях облегчения денежного обращения и придания большей полноценности деньгам». В качестве положительного примера приводилась Франция, где де Голль вместо старого франка, обесценившегося за годы Четвёртой республики, ввёл в обращение новый франк, увеличив в сто раз и его номинал, и его золотое содержание.
Однако тогда, в шестьдесят первом, мало кто обратил внимание на одну странность: если до реформы доллар стоил четыре рубля, а после её проведения курс был назначен не в 40, а в 90 копеек. То же самое произошло и с золотым содержанием: вместо того, чтобы получить золотое содержание, равное 2,22168 грамма, рубль получил лишь 0,987412 грамма золота. Таким образом, рубль был недооценен в 2,25 раза, а покупательная способность рубля по отношению к импортным товарам, соответственно, во столько же раз уменьшилась. Уменьшилась она не только по отношению к доллару, но и по отношению к другим свободно конвертируемым валютам.
Некоторые, дочитав до этого места, говорят: «Так написано, будто до реформы можно было пойти в обменник и купить баксы по 4 рубля, а после только по 90 копеек»... Да, купить доллары или любую другую валюту на рубли могли только те, кто выезжал в заграничную поездку, причём на сумму, строго ограниченную определённым лимитом. Однако приезжающие в СССР иностранцы, сдавая валюту, стали получать огромную выгоду: приехав к нам из любой страны, можно было обменять доллары, фунты, франки, марки, злотые или форинты на рубли. В 1960 году, сдав стольник баксов, можно получить 400 рублей, а с 1 января 1961 – 90 рублей, то есть, 900 рублей старыми. Таким образом, иностранцы, приезжающие в СССР, стали выглядеть тут богачами, а наши командировочные начали считать каждый цент, пфенниг или сантим.
Однако последствия этой реформы были губительными не только поэтому – валютные поступления с немногочисленных иностранных туристов особой погоды бюджету не делали. Более чувствительным бедствием стало то, что импорт резко подорожал, и заграничные вещи, которыми советского покупателя и до этого не особо-то баловали, перешли в разряд предметов роскоши. Но подорожали не только шмотки. Подорожали также и промышленное оборудование, которое наша страна тогда вынуждена была покупать за валюту, а это для экономики было более чувствительно.
Существенно возросла стоимость спичек: если раньше коробок стоил 7 копеек старыми, то теперь он стал стоить 1 копейку новыми. Возросла и стоимость телефонных звонков по уличному таксофону-автомату: 2 копейки новыми вместо 15 копеек старыми. Больше всего государство наварилось на газводе, так как цена стакана газированной воды – 3 копейки с сиропом и 1 копейка без сиропа – осталась неизменной по номиналу, и стакан, стоивший одна или три копейки старыми, стал стоить 1 или три копейки новыми.
Один новый рубль выдавался вместо 10 старых
Но не только от этого пострадали советские граждане. Несмотря на все заверения партии и правительства, что происходит всего лишь обмен старых денег на новые, такой же, как в предыдущем году во Франции, в нашей стране частный рынок среагировал на эту реформу по-особому: если в госторговле цены изменились ровно в десять раз, то на рынке они изменились в среднем в 45 раз. Так, если в декабре 1960 картофель стоил в госторговле по рублю, а на рынке по 75 копеек, то есть, дешевле, чем в госторговле, то в январе, как и было предписано реформой, магазинный картофель продавался по 10 копеек за килограмм. Однако картошка на рынке стоила при отнюдь не 7,5 коп., а 33 копейки за килограмм. Подобное происходило и с другими продуктами и, особенно, с мясом – впервые после 1950 года, рыночные цены вновь превысили магазинные, причём превысили могократно.
К чему это привело? Да к тому, что магазинные овощи резко потеряли в качестве. Завмагам оказалось выгоднее сплавить качественный товар рыночным спекулянтам, положить полученную выручку в кассу и отчитаться о выполнении плана. Разницу же в цене между закупочной ценой спекулянта и госценой завмаги клали себе в карман. В магазинах же оставалось лишь то, от чего спекулянты сами отказывались, то есть то, что на рынке было невозможно продать.
В результате относительно зажиточные граждане продукты в госторговле брать почти перестали, а стали ходить на рынок, переплачивая за качество. Малообеспеченным же оставалось довольствоваться теми отходами, которые стали лежать в магазинах. Все были довольны: и завмаг, и спекулянт, и торговое начальство, у которого было всё нормально в отчётах, и с которым завмаги, естественно, делились. Единственным недовольным оказался народ.
По размеру деньги образца 1961 года были гораздо меньше старых, и если старые деньги называли «портянками Сталина», то новые – «хрущевскими фантиками».
Уход продуктов из магазина на подорожавший рынок больно ударил по благосостоянию народа. Если в 1960 году при средней зарплате в 783 рубля человек мог купить 1044 килограмма картофеля, то в 1961 при средней зарплате в 81,3 рубля лишь 246 килограмм. Можно было, конечно, отстояв двухчасовую очередь, приобрести дешёвую магазинную картошку, которой на зарплату можно было накупить 813 кг, но в результате домой приносили одну гниль, и после очистки оставались в убытке.
Рост цен не ограничился январским скачком, а продолжался и в последующие годы. Так, цены на картофель на рынках крупных городов страны в 1962 году составили 123% к уровню 1961 г., в 1963 г. — 122% к уровню 1962 г., а в первом полугодии 1964 г. — 114% к первому полугодию 1963 г.
Особенно тяжелым было положение в регионах. Если в Москве и Ленинграде положение в магазинах хоть 
Не спешили сдавать продукцию государству и колхозники, ведь закупочные цены тоже поменялись в соотношении 1:10, а не 100:444, как следовало бы поменять, исходя из золотого и валютного паритета. Бóльшую часть продукции труженики села тоже стали вывозить на рынок.
Ответом на это стало укрупнение колхозов, и массовое превращение колхозов в совхозы Последние, в отличие от колхозов, не могли вывозить продукцию на рынок, а были обязаны всё сдавать государству. Однако вместо ожидаемого улучшения продовольственного снабжения такие меры, наоборот, привели к продовольственному кризису 1963-64 годов, в результате которого стране пришлось закупать продовольствие за границей. Одним из последствий этого кризиса и стало снятие Хрущева, вслед за которым последовали те самые косыгинские реформы, который стали началом конца социалистического способа производства.
Магазинное изобилие 50-х…
…в одночасье сменилось пустыми полками.
В 1962 году, чтобы хоть как-то компенсировать отток продуктов на рынок, было решено повысить розничные цены в госторговле. Решение о повышении цен на мясомолочные продукты было оформлено постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР от 31 мая 1962 года. Однако это повышение цен еще больше повысило цены на базарах. В результате тогдашние цены для тогдашних зарплат оказались запредельными. Всё это вызвало народные волнения, а в Новочеркасске даже привела к крупномасштабному восстанию, при подавлении которого было убито 24 человека.
Всего в 1961-64 годах произошло 11 крупных народных выступлений. Для подавления восьми из них применялось огнестрельное оружие.
Лишь в ходе косыгинских реформ базарные и магазинные цены удалось немного выровнять, а в позднебрежневские времена в некоторых местах на рынках не разрешалось поднимать цены выше определенного администрацией максимума. Нарушители лишались права торговли.
Так было положено начало падению экономического могущества СССР, и через 30 лет после хрущёвской реформы Советский Союз прекратил своё существование.
Почему же партия и правительство пошли на такую реформу, при которой рубль стал фактически дутым? Дело в том, что в послевоенный период в СССР произошел огромный рост добычи нефти – с 19,436 млн т в 1945 году до 148 млн т в 1960. И именно тогда, в 1960 году, обнародуется решение о широкомасштабном экспорте нефти. «Наши братские страны давно нуждаются в нефти, а наша страна располагает ею в избытке И кому, как не нам помочь братским странам нефтью?», — писала «Пионерская правда» 13 декабря 1960 года.
В первые послевоенные годы экспорт нефтепродуктов из СССР был незначителен; а сырая нефть до 1948 года не вывозилась вообще. В 1950 году доля нефрепродуктов в валютной выручке составляла 3,9%. Но в 1955 году эта доля поднялась до 9,6% и в дальнейшем продолжила свой рост. Однако нефть в те времена стоила довольно дёшево — 2,88 доллара за баррель (См.: Цены на нефть с 1859 года по наши дни). По курсу 1:4, установленному в 1950 году, это составляло 11 рублей 52 копейки. Себестоимость же добычи одного барреля и его транспортировки до пункта назначения составляла в среднем 9 рублей 61 копейку. При таком положении дел экспорт был практически нерентабельным. Рентабельным он мог бы стать в случае, если за доллар будут давать больше рублей. После же проведения реформы за баррель нефтяники получали в долларах почти столько же — $2.89, но в рублях эта сумма уже составляла 2 рубля 60 копеек при всё той же 96-копеечной себестоимости барреля.
Таким образом, денежная реформа 1961 года вовсе не была простой деноминацией, такой как во Франции. В отличие от французской деноминации, во время которой де Голль готовил почву для возвращения во Францию золота, украденного у французов американцами в 1942 году, хрущевская реформа принесла стране две беды: зависимость от нефтяного экспорта и хронический дефицит продовольствия, влекущий за собой коррупцию в сфере торговли.
Единственным приятным моментом реформы было то, что обмену не подвергались медные (бронзовые) монеты более ранних выпусков, так как себестоимость чеканки однокопеечной монеты составляла 16 копеек. Однако вскоре после объявления о проведении реформы в управление Гострудсберкасс и торговые организации поступила директива, запрещавшая обмен старых бумажных денег на медные монеты достоинством 1, 2, и 3 копейки, так что вопреки легендам, обогатиться на возрастании стоимости медных денег почти никому не удалось.